Я выбрал свою работу сам. Не под влиянием родителей или кого-то еще. Еще в раннем детстве я знал, что буду хирургом, именно хирургом. Может быть потому, что зачитывался книгами Джека Лондона, и там хирург – такая нужная профессия на севере, Ремарком и его «Триумфальной аркой», что связано с этой профессией, пропитано романтизмом.
Не скажу, что было тяжело следовать своему выбору, но и легким его не назовешь. Девять человек на место — не шутка. Тем не менее, я отучился на одни «пятерки» и окончил Омский медицинский, тогда еще институт, с красным дипломом. Сейчас мало кто помнит, что было такое обязательное распределение. Но я, как отличник, имел право выбирать – и выбрал обычную районную больницу, уехал на три года в Исилькуль. Нисколько не жалею, это отличная школа, это настоящая хирургия. Не такая, как в кино, где все красиво и легко. Но настоящая, где встречаются все случаи: травмы, ожоги, болезни живота, патологии. У нас работало пять хирургов, и у всех было чему поучиться. И, кстати, за все время моей работы там мы лишь раз обращались в город за помощью, сами справлялись. Кстати, и первый опыт пластической хирургии я получил там. Как-то к нам привезли молодого парня, которому покусала нос собака. Совершенно безобразно. А я очень много читал и вспомнил метод такой, когда нос восстанавливают кожей, взятой со лба, древний метод. И применил его. Хорошо получилось. Так вот теперь, спустя годы, кажется, что все легко, почитал книжку – применил метод. Нет, конечно, и волнение было, такая ответственность, но и парня было жалко: как он жить-то будет с таким лицом?
Тогда специальности-то такой – «пластическая хирургия» – не было.Занимались подобного рода операциями только в центрах и относили их к общей хирургии. И такая репутация была у несуществующей отрасли, как будто это что-то не очень нужное, что-то сомнительное. Ну как же, там «коммерция», там деньги, а как же чистые и бескорыстные помыслы? Зачем помогать человеку: ну, шрамы, ну, лицо обезображено. Обезображено, но жить-то может. И довольно странное отношение было к ней как к делу ненужному и корыстному (раз «коммерция»), которое опошляет профессию, где люди жизни спасают. Зачем что-то делать, когда можно и так прожить? Никогда я не был согласен с этим, ни тогда, ни сейчас. Задача врача помогать людям, в том числе и помогать быть красивее, лучше.
Хирургия – это практика. Технологии очень помогают в современной медицине – это аппараты, которые помогают бескровно разъединять и соединять ткани, но без практических навыков никуда не деться, а их очень хорошо давала старая школа. По крайней мере, 6 курс института – субординатура, нас делили по специальностям – хирургия, акушерство, терапия. Я, конечно, был в хирургии. Более того, я был старостой хирургического кружка. На базе железнодорожной больницы кафедра была, и нас учили так: вот преподаватель, например, мы разбираем тему грыжи, на завтра он берет на операцию, ты ассистируешь, он удаляет грыжу. Послезавтра ты удаляешь грыжу, он ассистирует. В отличие от современного обучения, было очень много практики. Сейчас студент очень надолго отдаляется от клиники. Нет диплома – не имеешь права подходить к пациенту, заходить в операционную. Может быть, в этом есть разумное зерно, но я думаю, нас учили лучше. Сегодня выпускник мединститута умеет крайне мало. Сейчас хирургия больше специализируется, что тоже неплохо, но исчезает универсальность хирурга. В старой хирургической школе меня это всегда привлекало, то есть, начав заниматься мультидисциплинарной хирургией в районе, я еще долго старался делать все.
Эстетическая медицина направлена, прежде всего, на улучшение внешности. Но случаи бывают разные, бывает даже приходится исправлять ошибки других врачей. Был у меня случай, когда совсем молоденькой семнадцатилетней девочке неудачно исправили носовую перегородку. Перестарался районный лор, результат – почти полностью провалившийся нос на симпатичном лице. Вот как ей жить с этим? Я прооперировал, недостатки носа восполнили трансплантаты из реберного хряща, остался небольшой шовчик. Получился хороший нос, не скажу, что идеальный, но замуж с таким – хоть завтра. Как и в каждой профессии, у нас есть такое понятие – профессиональный перфекционизм, и то, что для большинства людей может считаться очень хорошим, даже идеальным, для меня кажется обычным. Как говорят – «нет предела совершенству».
Баланс между тем, что хочет пациент, и тем, что ему действительно нужно, необходимо соблюдать. Это одно из основных условий работы пластического хирурга. Согласовать ожидания и возможности. Пациент приходит с какими-то ожиданиями, задача пластического хирурга – быть еще и немножко психологом. Понять, для чего он пришел, почему он пришел, реально ли удовлетворить его пожелания и нужно ли ему это. Иногда приносят фотографии из журнала или актрисы какой-то – сделайте мне такой нос, глаза, груди. Приходится объяснять после осмотра, что такой нос вам не подходит. Скажем, длинный прямой нос не подойдет к круглому лицу. И ожидания какие: «Вот я стану красивой, и меня все будут любить после этого. У меня наладится личная жизнь, на работе наладится». Хорошо бы это понимать, выявлять и определять какие-то ограничения, и свои, и запросы пациента. Я как пластический хирург могу улучшить форму, могу даже приблизить ее к идеалу, но я не всесильный, я не могу наколдовать успех в делах или удачную партию в замужестве. Другое дело, что выходит от меня уже немного другой человек, он и выглядит по-другому, но он и думает по-другому. Более уверенный, и, безусловно, следствием эстетических улучшений можно считать какие-то дальнейшие успехи человека.
Я, как пластический хирург, могу улучшить форму, могу даже приблизить ее к идеалу, но я не всесильный, я не могу наколдовать успех или удачную партию в замужестве.
Но сказать, что пластическая операция – это ключ к решению всех проблем, тоже нельзя. Другое дело, что этот момент нужно использовать, использовать обретенную уверенность, правильно ее направлять. Но работать все равно придется человеку самому. Есть грань между ожиданиями и реальностью. Очень важно понимать, что не все в наших силах. Я часто рекомендую пациентам пообщаться с психологами до или в процессе лечения. Как-то ко мне приходила женщина в депрессии, от нее ушел муж, обратилась, естественно, с просьбой улучшить форму груди, подкорректировать черты лица. Но в таком состоянии операцию делать нельзя, человеку нужно принимать решения на здоровую голову. Я отправил пациентку к психологу, после чего и прооперировал.
Я начал заниматься пластическими операциями 15 лет назад целенаправленно. Конечно, я что-то делал и в восьмидесятые, но больше по медицинским показаниям. Есть понятие пластическая хирургия – это раздел хирургии, который использует приемы перемещения тканей и изменения форм. Он может применяться при медицинских показателях, когда отсутствуют ткани, где-то дефект, его можно заместить. Есть понятие реконструктивная хирургия, когда нарушаются и функция, и форма, и что-то приходится воссоздавать с помощью каких-то материалов. Есть эстетическая хирургия – предпринимается попытка превысить норму. Это не болезнь, не патология, а просто изменение формы. Это более узкое понятие. Именно эстетической хирургией я начал заниматься 15 лет назад. Тоже, выйдя из старой школы, с некоторым скепсисом: а надо ли это людям? Но, поработав, я понял, что это имеет смысл. Самая распространенная операция – изменение формы груди. Сколько раз замечаешь, делая операцию, что женщина чувствует себя уверенно, тут же летом надевает платье с открытым вырезом, окружающие на нее смотрят. Конечно же, это не может не сказаться на личных отношениях. Очень многие женщины потом приходили и говорили: «Я вышла замуж, родила ребенка». Может быть, я преувеличиваю, но у меня есть надежда, что я этому способствовал своей деятельностью. Была у меня пациентка 40 с небольшим лет, обратилась с просьбой подтянуть грудь. Я сделал подтяжку, получилось очень неплохо, и особенность в том, что она много лет жила в гражданском браке с мужчиной, и у них не было детей. Почему-то после операции через полгода она забеременела и родила. Что-то меняется в голове, в эндокринной системе, в организме, и получается такой замечательный результат.
Руки, навыки, талант в конце концов – это очень важно. Но постоянное обучение – это архиважно, потому что все очень быстро идет вперед, буквально за год могут поменяться какие-то концепции, которые считались незыблемыми. Необходимо постоянно повышать квалификацию, совершенствоваться, нельзя стоять на месте. Будучи уже опытном хирургом, я обучался именно пластической хирургии у Миланова Николая Олеговича, председателя Общества пластических хирургов России. И постоянные конференции, научные семинары. В медицине самое интересное – это хирургия, в хирургии – пластическая хирургия, эстетическая хирургия. Самым сложным в эстетической хирургии считалась и до сих пор считается пластика носа. Может быть, поэтому я специализируюсь в том числе и на ринопластике (пластике носа), потому что чем сложнее, тем ведь интереснее.
Я защитил докторскую диссертацию по пластической хирургии. И она была посвящена опять-таки самому сложному разделу хирургии. Меня всегда что-то заставляло заниматься самым сложным, какая-то сила. А самое сложное в хирургии – это пластика пищевода. Те случаи, когда пищевод непроходим. Что делает общий хирург: он через брюшную стенку ставит трубку, и пациент вынужден через эту трубку питаться. Восстановить поврежденный пищевод очень сложно. Это считалось уникальнейшей операцией, многоэтапной. Как-то я был в Москве и посмотрел, как делает такую операцию Черноусов Александр Федорович, который за три часа из желудка выкраивал трубку и ставил ее вместо пищевода. Я тут же приехал в областную больницу, и как раз был пациент с непроходимостью пищевода, обсуждаем на планерке, что с ним делать. Я взял на себя смелость, рассказал, шеф посмотрел, сказал: «Ну делай». Я 7 часов оперировал, конечно, было страшно, это очень опасная для жизни операция. Но все получилось хорошо, и с тех пор эта операция пошла. У нас центр был хирургии пищевода, и опять-таки, в Омске я занимался один пластикой пищевода. Сейчас этим стали заниматься онкологи, но там своя методика.
В девяностые годы я очень много проработал на энтузиазме, тогда толком не было ни зарплаты, ничего. В 94 году в больницу поставили аппарат для эндоскопической хирургии, то есть не делаем разрез, делаем прокол, и как раз там начался бум такой хирургии, а я стоял у ее истоков. И мы начали тогда заниматься, я вошел в эту команду и долгое время был ведущим хирургом в эндоскопической хирургии. Многие операции я сделал впервые в области: лапараскопическое удаление аппендикса, селезёнки, матки. Много оперировал на почках. Такой подход и в эстетической хирургии тоже нужен: эндоскопическая подтяжка лба, пожалуйста, я владею технологиями, какие-то общие технологии, я тоже ими владею. Я не знаю, кто еще в Омске прошел все эти этапы одновременно, все в основном по узким специализациям, а мультидисциплинарный подход – это редко.
Есть такое заблуждение, что лучше куда-то уезжать делать пластику: в Израиль, Америку, в соседние города, наконец. Заблуждение, потому что главное в нашей профессии – это все-таки руки. Конечно, важно оборудование, обстановка, сервис. Это все важно, но руки все же главнее. Руки, которые более тридцати лет держат скальпель. И все эти ковровые дорожки, аквариумы в палатах – это антураж, не более того. У нас достаточно много хороших врачей, хирургов, просто о них мало кто знает, потому что никто не говорит. И самое главное, вы знаете этих врачей, ну или легко можете узнать. А там? За границей? Как убедиться в том, что там действительно высококлассные хирурги с многолетним опытом?
Творчество – вот что еще меня привлекает в профессии. Оно сочетает в себе все: и достижения пластический хирургии, и то, что осталось от старой школы. Это подход к пациенту как к человеку. Я помогаю человеку. Не то, что я сделал ЭКГ, анализы и сказал: «У вас гипертония». Можно не глядеть на человека. А здесь нужно глядеть на человека, общаться с ним, понять, что ему требуется и что я могу ему предложить. И в этом творчество, и творчество именно в рукоделии, в том, что я делаю руками. Пытаться предсказать и получить в результате то, что хотелось бы. Это как искусство. Раньше медицина всегда считалась искусством, а сейчас это больше конвейер. А в эстетической хирургии это искусство остается. Это одна из немногих областей хирургии, где оно остается.
«Шрамы украшают мужчину» – поговорка не нашего века. Мужчину украшают хорошая подтянутая фигура и лицо, ухоженный вид и отсутствие мешков под глазами.
Недавно я был в Петербурге на конференции, и там декларируется такой подход: все, что можете, делайте сразу. Если где-то не хватает – добавьте, если перебор – уберите. Все, что касается лица, – это так называемое моделирование, скульптурирование лица. Средств и ресурсов для этого много. И если уже делать операцию под наркозом, делайте все сразу. Можно убрать лишнее с век, но заполнить пустоты, можно сразу сделать подтяжку. Здесь нужен очень индивидуальный подход и комплексность. Нет смысла делать отдельную операцию. Это тренд последний, и он обусловлен и потребностью, и результатами. И сейчас аудитория расширяется, в том числе в сторону мужчин. Делать операции по достижению определенного возраста или, вернее, по достижению определенных возрастных изменений – это нормально. Вполне нормально хорошо выглядеть и хорошо себя чувствовать. «Шрамы украшают мужчину» – поговорка не нашего века. Мужчину украшают хорошая подтянутая фигура и лицо, ухоженный вид и отсутствие мешков под глазами.
Я стараюсь сохранить подход нашей старой медицинской школы. И скажу так: слово «бизнес» не переводится как «деньги», оно переводится как «дело». Это прежде всего профессия. И дело, поверьте мне, не в деньгах. У меня часто бывали случаи, когда я оперировал бесплатно или искал компромисс. Конечно, такие моменты чаще относятся к моей деятельности в общей хирургии. Приходят и говорят: «Доктор, помоги». И я помогаю. Я же доктор.
