Я написал имя Гагик над входом в салон, чтобы люди понимали, куда и к кому они идут. Долгое время я работал с простой вывеской МАСТЕРСКАЯ и, если честно, не хотел называть свое дело своим именем. Не то чтобы не хотел, просто останавливало меня что-то, может быть скромность или воспитание. Но когда рядом открылся «СОСЕД», полностью копирующий наш салон, просто дверь в дверь, и люди стали заходить по ошибке к нему, я решил зарегистрировать торговый знак и сделать вывеску. Много он, кстати, людей обманул, таким образом, все знали, что я постоянно развиваюсь и когда рядом с моим салоном появилось еще одна дверь, клиенты подумали что я просто открыл еще один салон. А конкурент тем временем сознательно вводил людей в заблуждение, вплоть до того, что говорил – у нас прием обуви, а вот в соседней двери, в моей то есть выдача. После этого я написал «GAGIC», чтобы люди все поняли.

Я никогда не продам свой бренд. Нет таких обстоятельств, при которых я бы смог продать свое дело. Я уже думал, как оценить свой бренд. Как взять кого‑то в долю? Не могу оценить. Сюда столько сил вложено. Ведь я сделал его для своих детей, чтобы после меня им что-то осталось не только материальное. Я не уверен, что дети продолжат мое дело, я на этом не настаиваю, и им решать, что делать с Гагик, когда они будут владеть им. И я сейчас стараюсь сделать так, чтобы это название стало известным. Даю рекламу, часто провокационную, чтобы бренд стал узнаваемым. И последнее время я стал замечать, когда человек меня знает лично – он говорит я пришел к Гагику а когда не знает, говорит я пришел в Гагик. Мне приятно.

Можно назвать как угодно – гордость, тщеславие, амбиции, если все это работает в правильно русле, то почему бы и нет. Никогда не зло-употреблял своим именем. Меня многие спрашивали, почему своим именем. Я говорил – а почему нет? Я свое имя ничем не запятнал, ни перед кем не в косяках. Кто‑то говорил, что не скромно. А что не так? Почему Дольче Габбанна можно, Сальваторе Ферагамо можно, а Гагик нельзя? Я своего имени не стесняюсь.

Я обувщик в третьем поколении. И мой отец никогда специально не учил меня профессии. Он учил меня работать, не получать что-то просто так бесплатно. Помню, он мне давал, какие то мелкие поручения, типа погладить брюки, но сделать я это я должен был по всем правилам, со стрелками. У меня не было специальной ставки, сделал что-то – получи рубль. Но я каждый день бегал из садика к папе в мастерскую и возился там с гвоздями, кожей. Так получилось, что мой отец, специально или нет, привил мне любовь к этой профессии. А еще в те времена ведь не было не почетных профессий – все работы хороши, выбирай на вкус. И обувщик получал по 500 рублей в неделю, в то время как инженер 150 рублей в месяц. Это сейчас молодые люди хотят как в рекламе стать менеджерами или банкирами, ездить на Мерседесах одеваться в Дольче.

Я был законодателем моды в школе. Тогда еще никто не знал такого слова креатив, все ходили в черных кедах. Белые были большой редкостью и стоили в два раза дороже. И я как‑то купил себе пару белых, потом взял чернила и сделал на них рисунок камуфляжа. В школе это произвело настоящий фурор – где взял?! Сказал, что дядя из Америки привез. Кому надо? Беру предоплату, покупаю кеды в спорттоварах разрисовываю их. Пар 5‑6 точно сделал. Потом я пошел дальше – взял черные кеды, взял тряпку с хлоркой и сделал «вареные» кеды – новая коллекция. Тогда мода была на вареные джинсы, так что я, можно сказать, попал в тренд. Когда появились секонд-хенды, стал покупать там куртки кожаные и переделывать их. Отрезал лишнее, делал лапшу на спину и рукава, очень модно получалось.

Два таких разных чебурашки. Раньше изобилия игрушек не было, поэтому мама мне сама сшила чебурашку из натуральной цигейки, пальчики сделали из кожи. Мама вырезала лекало из какого-то журнала и сделала мне его. Я с этим чебурашкой не расставался никогда. Спустя много лет, я нашел в библиотеке такой же журнал, перерисовал лекало и сам сделал еще одного чебурашку. Правда мой ребенок с ним уже не играл.

С каждым годом мне это все больше и больше нравилось. Как настоящий модельер я проявил себя в годы учебы в училище. Помню, сперли тогда с пацанами с обувного завода материал для сапог дутышей, золотистого и серебряного цвета с мехом и подкладкой из поролона. Я сделал лекала – высокие зимние кроссовки на липучках. Отдал их на фабрику к девчонкам, они отшили мне заготовки. Тогда такие кроссовки можно было только на картинках в модных журналах увидеть. Сделал свою модель по типу китайских кроссовок «Дружба». Всего пошили 10 пар таких кроссовок, сразу коммерческую партию. Продал оптом все партию цыганам на туче. Учитывая, что моими затратами была только шоколадка для девочек с фабрики, то прибыль у меня была колоссальная. Все рестораны Омска были моими. Тогда зарабатывать было очень легко.

В нашей профессии сейчас диплом не играет абсолютно никакой роли. В советские времена он что‑то значил, можно было как‑то устроиться и строить перспективы. В нашей профессии была какая‑то система, и она работала. А сейчас легкую промышленность развалили, как и сельскохозяйственную, ничего нет. Нынешние выпускники-дизайнеры приходят ко мне и говорят: нам нужно отшить дипломные работы. Но они и понятия не имеют, что такое кожа и как с ней работать. Поэтому диплом не значит ничего.

Первую свою мастерскую открыл в 25 лет. Был только ремонт, творчества никому нафиг не надо было в то время. Только для себя что‑то экспериментировал вечерами после работы. Делал в основном женские модели, там больше полета для фантазии: цвет, форма. Мужская обувь более консервативная. Помню, увидел в комиссионке лаковые туфли на кожаной подошве, правда, 47 размера, у меня 44. Стоили они всего рублей десять, потому что ну кому нужны лаковые туфли 47 размера. Купил их, отрезал носик, перетянул на другую колодку, сделал все как положено. Выхожу потом на улицу – вау, где купил? А нет таких больше.

Когда было три мастерских у меня, акцент делал на ту, что на Съездовской, она была в центре. Как сейчас сказали бы флагманская точка. И вот как-то мне сторож звонит в два часа ночи – Гагик, у нас офис горит! Я говорю ему – обувь спасай. У меня обуви там было прилично, причем не дешевой. Я оделся в то, что под руку попало, и поехал к офису. На моих глазах все сгорело – обувь, колодки, машинки, абсолютно все. Я мог, конечно, просто взять и уехать из города, но отец меня по‑другому воспитал. И я всем клиентам сказал так – приносите квитанции, я положу деньги вам на депозит и буду отрабатывать. По разному люди отреагировали, большинство согласилось – они понимали, что я пострадал больше всех. Но были и такие, которые скандалили, грозили судом, милицией и я продал мамину квартиру в Казахстане, чтобы рассчитаться по долгам и поднять дело. Но были и такие люди, которые просто сказали – забудь, работай дальше. На сегодняшний день рассчитался со всеми, это было лет 7‑8 назад.

Я тогда уже наработал имя, меня все знали. Чтобы контролировать весь процесс, есть самый верный способ – не делать много обуви. Это однозначно будут штучные вещи, лимитированные. Была у меня еще 5 лет назад возможность уйти в Китай и открыть свою фабрику. Я не стал этого делать.

Я могу отвечать только за то, что делаю сам, я на каждой паре обуви ставлю свое клеймо.

Поэтому у меня нет, каких-то мировых планов. Разница между Россией и Европой огромная и для меня очень понятная. Если там есть дизайнер, который сделал хорошие вещи, то его покупают известные люди и выходят во всем этом на красную дорожку, все – человек стал известным и продаваемым. А у нас надеть шикарное платье от Сидорова – стремно, независимо насколько оно классное. Получается замкнутый круг. Если тебе не платят денег, тебе не на что развиваться.

Клиенты не готовы пока платить настоящую цену за мою обувь. И мне нужно поработать над тем, чтобы озвучить им настоящую цену. Я продаю по себестоимости, чтобы люди поносили, почувствовали и поняли. Это часть моего маркетингового плана. Мог бы и бесплатно раздавать, но тогда люди точно не смогут понять ценности того, что я делаю. Когда человек много платит за обувь – он ее аккуратно носит, когда она ему досталась дешево – он ее не ценит. Вопрос денег не принципиален. Но когда люди готовы заплатить мне, я понимаю, что сделал свою работу хорошо. Конечно так будет не всегда, когда-то я подниму цены. Я хочу создавать целые коллекции по два раза в год, на все это нужны деньги. Но я пока не думаю делать серийное производство и производить для других людей. Хотя обращения были, время от времени приходят молодые дизайнеры и просят, чтобы я что-нибудь, сшил для них. Но приносят такую кожу, с которой работать не возможно. Да дело даже не в этом, у меня руки всего две, все сделать не смогу.

Сейчас мне не хватает ни времени, ни пространства. Хотя для того чтобы придумать много времени не надо, у меня бывает как вспышка, раз и увидел – вот так должно быть. А еще мне ночью снятся модели, и не только модели, а я во сне их и придумываю и конструирую, натягиваю кожу, что-то не так, не идет и я пытаюсь пока не доведу до ума. А утром прихожу в мастерскую и делаю. Жаль только, что придумать можно во сне, а чтобы отшить нужно много времени. У меня мечта – я придумываю, а кто‑то делает. Я готов придумать, нарисовать, сделать лекало, подогнать колодку, только кто‑нибудь бы сшил все потом.

Найдите себе работу в удовольствие, и вам ни одного дня не придется работать. Надо всегда выбирать работу по душе. Когда у меня была только первая мастерская, я отшил там сандалии для одного парня. Потом прошло много времени, и я случайно встречаю его на улице. Он подходит ко мне – помнишь, ты для меня сандалии шил? Я их убить не мог, что только ни делал. Я говорю, а ты помнишь, за сколько ты их купил? За 600 рублей, а в то время китайские сандалии стоили рублей 500. Я никогда не преследую цель заработать деньги. То, что я делаю сегодня, я делаю для завтра.

Тэги:

Поделиться: