Я слежу за творчеством и всевозможной деятельностью Саши с 2014 года. За это время я поняла одно: он болен музыкой и умеет поселить эту музыку в души других людей. Он чувствует чужие души. Он взаимодействует с молодыми поэтами, пишет музыку к их стихам, их фамилии прозвучат здесь: Александр Галахов и Илья Дмитриенко. И, конечно, пишет тексты сам.
Было всё. Были песни на улицах под гитару, был баян, были студии звукозаписи, были юга, была Москва, была искра, разочарование и второе, третье дыхание.
Всё было и остаётся.
Мы встретились с Сашей в преддверии его концерта 16 марта в баре «55 район».
Как ты относишься к своему творческому прошлому? Эти времена, когда ты был Некто, потом Санд Арлен? Не отрекаешься от этого?
Да я постоянно от этого отрекаюсь. Когда я что-то придумываю, мне это кажется прям вообще гениальным, вообще таким гениальным … Таким гениальным! Потом проходит время и думаешь: что за фигня вообще… Ну, это происходит, потому что я знакомлюсь с какими-то новыми людьми или даже старые люди увлекаются какими-то новыми вещами и знакомят меня с этим, я начинаю в них разбираться, интересоваться ими, начинаю применять их к каким-то своим вещам – в смысле к песням, к музыке… Ну и всё, потом я смотрю на то, что было, и я думаю, что это было… зря (смеётся). Нет, не зря, но… Типа не уровень. И меня это начинает раздражать. Всё.
Тебе стыдно за это прошлое, получается?
Нет. Ну, это был этап моей жизни, и я его прошёл. И всё. Ну, опять-таки, знаешь, знаешь, как это у меня было? Я познакомился с этникой, а там много сложностей всяких в музыке. Я начал применять эти сложности к песням. И начал делать сложные песни, типа…
Ну, например, к сложным песням я отношу «365 слов», где миллиард ритмов, миллиард мелодий и стих не имеет какого-то конкретного ритмического рисунка закономерного.
Это для меня было интересно и сложно, потому что в этнике вот, например, есть техника индийской школы – коннакол называется. Они ритмически... Короче, ритм поют. Прикинь, поют ритмы! Я подумал: почему ритмы не поиграть на пианино, например. И с этим можно импровизировать, импровизировать… И я как-то это делал-делал, а потом бах! – и устал... И где-то полгода, по-моему, у меня пауза была. Мне захотелось простых песенок под гитарку, знаешь, с аккордами ре-ля-ми – простыми.
При этом я думал, что когда я дорасту до этого уровня, ниже не опущусь. Потом я понял, что я могу и туда сбегать, когда мне захочется, и могу, вроде как, спуститься, потому что… Ну, мне хочется отдохнуть от этого. И это, в общем, такая вот беготня от стилей к стилям, и это прикольно… А что ты спрашивала? (смеётся)
Есть ли у тебя любимый исполнитель? Музыкант.
Музыкант? Да. Вообще меня пропирает со многих исполнителей, причём вообще совершенно разных. Они вообще полярные прям. Типа Тома Уэйтса и типа Иошая Афтермана. Иошай Афтерман – это еврей, который играет этнику. Ну а Том Уэйтс – это Том Уэйтс. Это американец, который играет кантри и кабаре. Они разные, у них разная музыка, у них разные вообще миры. Но у них есть в музыке уникальность какая-то своя. И эта уникальность пропитана разными приёмами, которые можно воровать.
Ну, не воровать… Приёмы – это не плагиат. Ты просто смотришь на то, как человек делает что-то, ты можешь делать с помощью каких-то его приёмов своё. Ну, то есть всё в мире построено по такому принципу.
Назови 1-3 твоих самых личных песни по названиям. Выкладывая которые, ничего не хочется говорить, никак не хочется их комментировать.
(Задумался) Знаешь, у меня есть проблема… У меня папа музыкант тоже, он вообще слова не запоминает. Он поёт что попало: «Заходите к нам на пуганёк». Или там: «Гринка ласково бардак» – то есть он вообще что попало может спеть. А я просто забываю песни. Я выхожу... Может помнишь, я постоянно могу выйти и: «Какие песни у меня есть?». Я не помню, что мне сейчас петь! Либо это волнение, либо непонятно что… Я просто, когда надо вспомнить, я не могу. Я не могу этого сделать.
Ну… Из последних… Ну, наверное, «Чёрного неба хруст» на стихи Ильи Дмитриенко… А, ещё «Дым». Что там говорить? Там и так всё понятно. Что там расскажешь? Не, ну можно рассказать предысторию про то, что… «Мне было так-то так-то, когда я эту песню писал», потому что песня – это история. Всегда можно рассказать, по идее. Но банальные вещи говорить неохота, потому что понятно, при каких обстоятельствах произошла та история или иная.
Расскажи о своей поездке в Москву. В каком это было году, получается?
В 2010 я дембельнулся, в 2014 я учился… Получается, 2015 год. В общем, мы закончили универ. Мы рванули с одногруппниками на моря, после морей поехали в Москву. Я сорвался первый, потому что мне надоело на морях. И всё, начала меня жизнь хлестать по попке. Потому что это было ужасно.
Ужасно – в каком плане?
На море было ужасно, и поэтому я срулил в Москву. Ну короче… Мы поехали работать вожатыми. Поработали. Я там ничего не делал.
В общем, мы приехали, поспали там один час, мне сказали: «Всё, идите работайте», я посмотрел на детей, посмотрел на детдомовцев, мне стало страшно.
Я подумал: «Ну вас нахрен, я поеду работать кальянщиком». Потом в итоге меня отправили к начальству, начальник сказал: «Будь организатором мероприятий».
Организовывать там было нечего, потому что там уже была организаторша, и я просто ничего не делал. Это мне надоело быстренько, и я уехал в Москву. В Москве… Я подумал, что я такой классный организатор, в общем, там всё быстренько разведаю, меня возьмут в какую-нибудь контору работать, но этого не произошло.
Потом много чего интересного было, потому что меня познакомили с продюсером, он работал с интересными ребятами: например, Александр Бон из «Голоса». Я поработал на камерах. Ну, мы выступали на крутых площадках, и… Я, вроде как, стажировался, потому что ну не сразу взяли… И вроде как у меня что-то получилось не очень и не особо я хотел… У меня никогда не было особого желания перепевать Крида, понимаешь?
То есть не со своим выступали, соответственно?
Не-не-не. И, в общем, и потом я решил, что я так не хочу. Задницу надрывать, перед… Меня отправили к вокалисту к преподу, ломали вокал, потому что я же «уоу-уоу» там, блюзик, а в попсе такого нет, там надо «ааа», прямо вот так летать. Не особо хотелось и от этого, наверное, вдвойне не особо получалось. Ну и всё… Мне мужик сказал: «Если ты хочешь, учись, тренируйся, мы типа в контакте, ты будешь у нас работать». А я сказал: «Не хочу!» – и уехал в Подмосковье на вахту работать. С хохлами там, с беженцами, с такими там бандюганами… Там я поработал месяца полтора, наверное. Это был капец. Ну и всё. И уехал в Омск.
Как ты считаешь, музыкант именно своим творчеством, ни под что не подстраиваясь, не уклоняясь, может в наше время зарабатывать деньги?
Я не знаю… Я не могу.
А должен?
Должен? Не знаю, кстати, опять-таки, это сложный вопрос. Потому что, ну… Мы, опять же, с Галаховым говорили на эту тему. Он говорил, что его достал Маршак (здесь и далее – современный сетевой автор с псевдонимом Marshak – прим.ред.) своим попрошайничеством. У нас был разговор, в котором он сказал, что если у него появится большая аудитория, как у Маршака, то он начнёт выдавливать из себя контент, потому что есть большой кусок аудитории – какая там, 40 тысяч… И эта аудитория ЖДЁТ, чтобы что-то было, чтобы могли читать. А у простого человека так не получается.
Когда была «неделя славы» у меня – я знаешь как напрягся?
Аня (помощник в продвижении, автор всего фото- и видеоконтента ЯНХ – прим.ред.) выложила песни, люди начали смотреть-лайкать, случился приток аудитории, это заметил ВК, и они влепили мне «Прометея» – такой огонёк рядом с названием страницы. А «Прометей» – это ещё больший охват, и на неделю. Через неделю забирают этот огонёк. И я такой думаю: нифига себе! – я пост выкладываю, а через 3 минуты 13 тысяч просмотров! Нормально! И я понимаю, что мне надо дальше, дальше, дальше делать.
У меня был небольшой пласт песен, который надо было записать. Я как бы это делал, у меня с работой был график 2/2, я мог успевать… Как-то, в общем, всё сошлось. И я, знаешь, под конец недели устал. Я такой думаю: это напряг. К этому можно привыкнуть и подстроиться… Ну вот Маршаку, как считает Галахов, приходится высирать эти стихи, и они не очень хорошего качества.
По поводу пабликов: я увидела, что помимо прочего твои песни называют рэпом. Рэп? Серьёзно? Это вы придумали, что у тебя рэп есть в треках?
Это написали на «Родном звуке».
Просто, когда я это увидела, я подумала: это какой-то ход хайповый или что?
Ну, в любом случае, не знаю, это тоже работает. Ну вот этот «Литост» – там речитативчик. Называть это речитативом или рэпом можно, ну… Нормально. Сейчас люди рэп любят… Мужик какой-то репостнул с подписью: «Я не могу это назвать рэпом..», и я думаю: «щас какое-то говно напишет», а он: «рэпу до этого далеко».
Как ты думаешь, что нужно вообще современному молодому слушателю? Нужно ему ещё что-то, кроме рэпа?
Думаю, что вот сейчас, я так чувствую, и опять-таки по каким-то просмотрам, каким-то лайкам, я убедился в том, что может быть я всё-таки прав.
Сейчас люди просто задолбались слушать одно и то же. И задолбались слушать одно и то же ненастоящее в плане… Одинаковости звуков, в плане электронности звуков.
Я вообще пришёл к этому пианино, потому что у меня не было ни компа, ни возможности, ни времени быть таким же, как все, а я этого хотел, понимаешь? У меня этого не было! Я такой:
«Блин, что же делать, что же делать… Ну-ка, буду выступать на гитарке». Потом меня это задолбало. А я всю жизнь играл на пианино.
Потом появилась этника, я начал импровизировать, потом подумал: «а этого нет», «а почему бы не сделать то, что я люблю, то, что я делаю, моей фишкой?». Мне кажется, что не хватает настоящности.
Потому что сейчас капитализм, люди делают деньги: люди берут стиль и делают здесь так же. Потом похожие группы находят общую аудиторию и делают на этом деньги. А меня это бесит!
Что готовишь на 16 марта? Какие идеи, планы по инструментам, по наполнению? Запомнишь в этот раз, какие песни играть?
Ну вообще в этот раз я всё запомнил. Потому что я готовлюсь. У меня есть кое-какие идеи: интерактив со зрителем, полный треш. Ну, в хорошем смысле. Это будет интересно. Приходи.
Фото и видео: Анна Мощенко
