Пошел ноги помыть в 15 лет. Купались, бесились с ребятами из деревни, и уже выйдя из Оши, я увидел, что ноги у меня грязные. Ну и решил помыть. Но я же просто так не могу – как же, пловец, здоровый парень. Ныряю так, как никто не умеет! Результат – перелом четвертого и пятого позвонка шейного отдела. Есть такой стартовый прыжок, когда ныряешь, скользишь по поверхности воды – это привычка такая у пловца. Я всегда прыгал с этого берега и знал что там мелко, берег глинистый, я поскользнулся, и при прыжке, ноги закинуло, я не вскользь пошел, а вглубь и затылком зацепился за дно.
Глупость, самонадеянность, абсолютно бездумный поступок. Боли не было, отнялось все тело, напрочь, только моргать мог. Не было меня минут пять, и никто не потерял, никто не испугался, все думали, что прикалываюсь я, сейчас всплыву где-нибудь в камышах.
Все, кроме одного друга, он панику поднял и нашел меня. А я только одно мог сказать: «Не бросай». Вытащили меня, а я в сознании все-таки был, что-то соображал, поэтому попросил их найти где-нибудь что-то вроде щита, дверь может быть. Понимал, что у меня что-то с позвоночником.
Как раз шел 1996 год, проблемы с бензином, проблемы со всем, разруха полная, тут уже пол деревни собралось, куда везти, как везти, что делать? В скорой бензина нет и водитель пьяный, нашли школьный автобус, один предприниматель – Муса нашел бензин, заправил этот автобус, взяли носилки из скорой и на этом автобусе увезли меня в райцентр. На берегу я пролежал часа четыре. Привезли в райцентр, сообщили родителям, а я уже начал терять сознание, давление падает, сердце останавливается, потому что поначалу органы отключаются — «Спинальный шок». Ночь как прошла я даже не помню, периодически уходил куда-то. Утром приехали родители, и прилетел самолет. Меня забрали в больницу, на Березовую. Когда приехали, начали делать МРТ и там я отъехал, потом уже в реанимации очнулся спустя там день или сколько. А родителям сказали что все, готовьтесь, что он не выживет. А когда я все-таки в себя пришел, сказали, готовьтесь к новой жизни, он будет лежать всегда. Подобные операции делают в первые пять часов после происшествия, позднее уже нельзя, потому что отек мозга.
Моя мама сказала врачам – не морочьте мне голову, мой сын временно болен. Потом начался долгий путь реабилитации. При спиномозговой травме, если спинной мозг не разорван, важно быстро реагировать. Тут как в боксе, дали по голове, сознание потеряли – ушли в шок, а тут спинной мозг ушел в шок. А вот когда спинальный шок проходит, нужно чтоб организм был готов к этому, нужно все время что-то делать, если он не может шевелиться, его нужно шевелить, ему нужно делать массаж, ему нужны витамины. И в то время об этом мало кто знал, особенно пятнадцатилетние пацаны. Но в силу того, что у меня папа был достаточно жесткий, он, во-первых, врачам не давал покоя, во-вторых, мне не давал покоя и никому из моей семьи, со мной кто-то все время был, со мной все время что-то делали и по очереди дежурили, понятно, я в больнице никому не нужен. А тормошили меня, и массаж делал папа сам, и приводил людей, и мама, там все вокруг меня, короче интуитивно они это делали, без знаний. И через три месяца, когда я выходил из спинального шока, я практически был готов, но сложность была в том, что не было этой операции, и спинной мозг был зажат позвонками. Поэтому я восстанавливался на тех кусочках, что уцелели. Этот процесс восстановления продолжался еще пару лет наверно. В реабилитации меня научили самостоятельно переворачиваться при помощи рамы, ну руки еще не работали, ноги там тоже, и я только переворачивался, ну и научился ложку держать. Домой приехал в таком состоянии. Основная реабилитация началась дома, при поддержке папы, мамы, брата Кости, они все равноценно мне помогали, плюс друзья.
При спиномозговой травме, если спинной мозг не разорван, важно быстро реагировать. Тут как в боксе, дали по голове, сознание потеряли – ушли в шок, а тут спинной мозг ушел в шок.
Принесли мне коляску, я сказал: «Я в нее не сяду». Я же не инвалид, я же временно болен, я скоро вылечусь и пойду, сам. Я даже первое время ползал по дому, только чтобы не садиться в коляску. Это потом, позднее я понял, что коляска мне дает свободу, меньше зависишь от окружающих, меньше их напрягаешь. Абсолютно адекватное отношение окружающих: когда я сидел на коляске, они меня везде на ней таскали. Ни друзья, ни родные старались не показывать мне, что я какой-то не такой. Поэтому меня везде за собой таскали, даже порой хулиганили вместе, пацаны же.
Самое страшное – это «ловушка времени».Когда ты начинаешь вспоминать, какой ты был раньше, когда ты начинаешь себя жалеть. И я порой впадал в апатию, в депрессию. Переставал заниматься, ленился, спал весь день. В один из таких моментов папа подвел меня к зеркалу и сказал: « Посмотри на себя, ты таким хочешь остаться?». Мне, говорит, еще младшего надо поднимать, ты бери ответственность на себя, будь мужчиной. Мы же с матерью не можем все время быть рядом. В этом смысле инвалидам детства, наверное, проще, они не знают, как было раньше, они такие всегда. После этого я закусил, и началась другая работа. Тут и к спорту подошел, к инваспорту. Еще когда я был в больнице, ко мне приезжала Алла Ивановна Гертлейн – тренер паралимпийской сборной. Потом она ко мне домой приехала, ну такая холерик, динамичная такая вся, в движении. У нее муж работал в больнице, не помню кем и видимо он ей информацию предоставлял, она как агент искала людей в сборную. В силу того что прошлое-то спортивное, я был хорошо развит, я постоянно занимался, был крепкий не по годам.
Говорят, нет людей ленивых, есть люди незамотивированные. Когда у тебя есть мечта, когда у тебя есть цель, ты не замечаешь трудности на пути. Я понимаю, что это испытание не только для меня, это, в первую очередь, испытание для близких мне людей. Вот сейчас я это понимаю. Человеку сложно, трудно, порой невыносимо, но как бы ему плохо было, если бы не поддержка и помощь близких? Я вижу этих жертв в реабилитационных центрах, тех, кого бросили, оставили. А есть другая сторона медали – занянченные. Это когда родные трясутся над каждым вздохом, над каждым движением. И это тоже плохо. Потому что и в том и в другом случае люди оказываются не приспособленными к жизни. В общем, предложили мне пойти в спорт и гонять на коляске. Я отказывался поначалу, потому что думал, что скоро пойду. Меня убеждали долго, предлагали выбор, стрельбу, толкание ядра, спринт. В итоге все-таки сел в коляску. На самом деле выбор этот сделал, когда посещал центры, когда видел тех колясочников, ухоженных, чистеньких, настоящих мужиков, глав семьи. Здесь же тоже все зависит от человека, кто-то опускается, спивается, становится побирушкой. А кто-то олимпийским чемпионом. Я делал выбор эмоционально. Понимаю теперь – правильный выбор. И вот я начал тренироваться, папа с братом на велосипедах, я на коляске. Каждый день, по три — четыре часа. Я цель себе поставил – попасть на чемпионат России.
Приехал я на первые в своей жизни сборы. Конечно, я увидел совершенно другую жизнь, ребята приехали со всей России, у кого нет рук, у кого нет ног. У кого вообще ничего нет. Друг к другу мы относились так: «Здорова, урод». Ну и байки всякие рассказывали. Я понял, что здесь совсем другое отношение, чем в Омске, и я заразился этим спортом и на первом же чемпионате я получил свое первое золото. Приехал обратно уже с другим пониманием, сразу повзрослел за время сборов и на соревнованиях, уже приехал с другими целями, другими планами, вера закалилась. А потом была операция. Я раз в год проходил курс реабилитации на Березовой. Однажды это отделение закрылось на ремонт, а у меня отпуск, решили найти, где бы пройти курс, определили меня в отделение спортивно-балетной травмы, как спортсмена. Как-то приходит профессор, смотрит снимки, а я тогда уже вставал на костыли, и говорит, что это не возможно так жить, собрали консилиум. Решили, что надо делать операцию, шансы 50 на 50, либо пойдёт, либо останется так же, но хуже не станет. С родителями поговорили, они согласились. Самого меня все устраивало. Картинку нарисовали, но страшно, конечно, было. Вырезали кость из таза и поставили туда, потому что думали, что молодой, из титана ставить не будем, само прирастет. Но и здесь не прошло все гладко — сначала очнулся на операционном столе, потому что анестезию не додали, а потом, когда «додали», не могли разбудить долго. И все сначала, заново учился сидеть.
Здесь же тоже все зависит от человека, кто-то опускается, спивается, становится побирушкой. А кто-то олимпийским чемпионом.
Я пропустил один сезон, появился новый тренер, Борис Андреевич Жгир. Его воспитанницы неоднократно побеждали на Омском марафоне и других международных соревнованиях. Начали с ним заниматься, сначала он приходил домой, потом на улице, ездили на стадионы на «Красную звезду» и «Омский нефтяник». Готовили меня на сиднейскую олимпиаду 2000 года. Приехали на чемпионат России, заявлен я был на пять дистанций, в результате привез домой пять золотых медалей. Но в Сидней поехал, по непонятным для меня причинам, другой – номер два, Громов, москвич. В результате он даже квалификацию там не прошел. Я иногда думаю, если бы я поехал, то по-другому жизнь бы сложилась возможно, пошел бы по спортивному пути. Конечно, обидно было, но я продолжал тренироваться, правда через год нам не дали денег даже на чемпионат России.
Мне пришлось искать новые жизненные интересы, цели. Потому что я кайфовал, мне нравилось гонять на этой коляске, я парил, я летел. Было обидно, что по нормативам мы попадаем, проходим, чтобы побороться за призовые места на олимпиаде. Когда я завоевал 5 медалей, в своей квалификации я установил рекорды России, и один из них в 2013 году оставался не побитым. Надо было искать что-то другое, и я сосредоточился на учебе. Помню – выходил за полтора часа из дома, хотя недалеко был институт. Я тогда жил в Нефтах, а учился в Аграрном. От остановки до моего пятого корпуса, идти было чуть больше километра. У меня уходило сорок минут. Здесь я уже социально полностью адаптировался, спустя какое-то время начал курить со всеми, бухать со всеми, полностью погрузился в студенческую жизнь, мог уехать на неделю и засвистеть в общагах наших сельхозовских.
Жалеть себя, лежать и ничего не делать – проще всего. Но надо помнить, что ты не один, у тебя есть родные и близкие, им тоже нужно жить.
Зарабатывать начал, еще когда учился. Сначала на БАДах. Через знакомых продавал в Авангард. Но этот заработок быстро закончился. И после института я устроился в аудиторскую контору. Там одни тети работали, меня не замечали вообще, как будто я вещь, все при мне обсуждали. А директор конторы обрисовал мне перспективу, что я через пять лет получу диплом аудитора и еще через пять может быть продвинусь по карьерной лестнице. Сказал что я очень перспективный, вдохновить, наверное, хотел, но я после разговора понял одно – надо валить.
Ну а потом с одним знакомым из института мы решили открыть уже свой бизнес, рекламно-производственную компанию. Не сошлись мы с ним во взглядах, в характерах, в жизненных ценностях. В общем, разошлись мы с ним, но я до сих пор в теме. Бизнесом занимаюсь, чтобы быть независимым, чтобы создать активы, на которые я куплю время. Потому что я знаю, что если я буду заниматься, буду продолжать работать над собой, я через несколько лет либо очень бодро буду ходить с тросточкой, либо вообще брошу ее. Нужна дисциплина железная, и такая же воля. И я уверен, что все получится, получалось же до этого. Жалеть себя, лежать и ничего не делать – проще всего. Но надо помнить, что ты не один, у тебя есть родные и близкие, им тоже нужно жить.
Очень часто ко мне обращаются родители или сами ребята, за советами. Я стараюсь не отказывать. Я даже отучился в школе социального предпринимательства, и стал сертифицированным тренером. Я же все это проходил сам, до всего сам додумывался, мне легче другим объяснить, мы как бы на одном языке говорим. Как-то был в Казани на стажировке и посмотрел, как у них там все происходит. У них власть и социальные предприниматели работают в полном взаимодействии, практически любая помощь со стороны власти. Там даже сделали реестр неиспользуемых помещений, и отдают их безвозмездно, для социальных проектов. У нас тоже пытаются помочь, не все правда. Вот ко мне на IV Международном форуме социальных предпринимателей и инвесторов подошел Вячеслав Синюгин и попросил заехать потом к нему, поговорить. Я к нему приезжаю, а он спрашивает: « Чем могу помочь?». А у меня проект – дворовые спортзалы шаговой доступности. Проект, в общем, может быть коммерческим, по вечерам клуб работает для жителей близлежащих домов за деньги, а днем для реабилитации инвалидов. Уже есть в наличии итальянские тренажеры. (Вообще они достались по зачетной схеме. Их Максиму у нашего общего партнера, пришлось забрать за долги. Сначала мы их продать хотели, а потом, когда я познакомился с «социалкой», появились идеи, как с пользой задействовать). Я и дальше вкладывать готов, в ремонт. Ну, он мне пообещал подобрать подходящую площадку.
Полгода меня чиновники гоняли по всему городу. В какой-то момент времени я подумал, что специально такие мне помещения показывают, чтобы я отказался от своей идеи, сошел с дистанции. И я чуть было не отказался. Намучался, набегался и уже начал забывать о своем проекте. Но оказываться все на контроле у Синюгина, через полгода, когда он понял, что мне до сих пор не помогли, дал видимо им, чиновникам какие-то дополнительные мотивации. И вот теперь есть здание в Нефтяниках, подходящее. Немного больше, чем я могу освоить сразу, за счет собственных средств. Но я решил, что буду поэтапно. Сначала отремонтирую и запущу одну часть, потом остальное. (Первый этап, чисто социальный – это кабинет и зал групповой терапии для «социальной адаптации инвалидов и их семей». Нам понадобится мебель, оборудование, тренажеры.) А может и помогут какие-нибудь предприниматели, организации, фитнес клубы, поделятся тренажерами, или оборудованием каким?
