Я не очень хороший сын. Не в том смысле, что плохой, а в смысле того, что не все хорошо и правильно делал. Хорошие мальчики ведь всегда все делают хорошо и правильно. Но если спрашивать, считаю ли я себя достойным сыном, я отвечу «да».
Мама любит иногда пошутить, что моим вос-питанием никто не занимался. На самом деле не обязательно заниматься воспитанием, чтобы воспитывать. Были и есть принципы, которые ставились во главу угла по факту: твоя семья, твои близкие, уважение к себе, к членам своей семьи, вообще к людям. Это не озвучивалось специально, но вот как-то присутствовало, как необсуждаемое. В том числе уважение к самому себе, к тому, что ты делаешь. Ты должен быть достойным человеком. И мне кажется, у нас с бра-том неплохо получается.
Папа не сдается никогда. Он в движении все время. В поиске. Он же изобретатель не просто по работе, он по духу такой. Ему нужно сразу вгрызться, понять, включиться, предложить свое видение, свое решение, попробовать, показать. И неважно, о чем идет речь: решение технической задачи, встреча с коллегами или обсуждение задачи по вышмату с внуком. И, наверное, от него, из такого его настроения я научился тому, что у любой задачи есть решение, и верное решение всегда красивое. Он, мне кажется, и картины начал писать, потому что ему всегда хочется вытащить всю красоту из того, чем он занимается. Ну, не каждый может вытащить красоту нанотехнологий в макромир, увидеть картину в структуре нанопленки толщиной тоньше волоса. Он может.
«Знаете эту фразу «ты такой же, как отец»?То ли комплимент, то ли ругательство».
Для папы было важно, чтобы мы учились по-нимать красоту. Стихи, книги, кино, математика, физика, химия. Я не знаю, как у него это получилось, но мы с братом читали запоем. И нам ведь на самом деле было интересно. Я перечитал практически всю детскую библиотеку завода Ба-ранова. Любимыми моими книгами у нас дома были Яков Перельман и серия «Беседы о…» издательства «Эврика». Книга Генриха Альтшуллера «И тут появился изобретатель» была чуть ли не настольной. Папа нас с братом постоянно стимулировал, чтобы мы участвовали в разных олимпиадах, конкурсах, викторинах. В «Пионерской правде» проходил всесоюзный конкурс юных изобретателей, как раз Альтшуллером и организованный, и мы с братом заняли второе место. Как сейчас помню: пришел пакет с поздравительным письмом и книгой Георгия Гуревича, был такой писатель-фантаст. Гордились страшно.
Со стихами у папы, правда, не вышло. Я не люблю стихи так, как он. Но он в юности встречался с такими поэтами, как Мартынов, Белозеров, Рождественский, Евтушенко, так что мне простительно. Хотя я помню компании его друзей-шестидесятников: магнитофон, Высоцкий, Галич... Когда умер Высоцкий, мы были в гостях, и об этом говорили, как будто умер кто-то из близких друзей. И мне это как-то запало в душу.
К религии у нас в семье отношение всегда было спокойное. Есть определенные традиции, но вера – личное дело каждого. Ни папа, ни мама никогда не настаивали, что мы должны выбрать для себя какой-то определенный путь и ему следовать. Сейчас, наверное, это называется толе-рантностью. Но главное, что мне дал папа, – он научил меня верить в себя. Моя фраза «верить и пинать», наверное, тоже от него. Потому что кто, как не ты, будешь безоговорочно верить в своих детей и в их силы справиться с любой задачей.
Кстати, о традициях. Одна из традиций – после 8-го класса тебя выгоняют из школы. Так сказать, за принципиальное отстаивание сво-ей позиции, которую считаешь справедливой. Я учился в той же школе, что и папа. И дирек-тор, и завуч когда-то были его учителями, помнили его хорошо. Знаете фразу «ты такой же, как отец»? То ли комплимент, то ли ругательство. И завуч мне сказал: «Выбирай: или я, или ты, но я не уйду». Я забрал документы и ушел. Самостоятельные мы какие-то были. Сейчас и представить себе, наверное, не могу, чтобы мой сын, не посоветовавшись со мной… А я тогда вообще-то хотел стать биологом и работать с животными, и только потом понял, что с людьми у меня как-то лучше получается. Я пришел в медицинское училище подавать документы, а они сказали, что приемная комиссия закончила свою работу вчера. Вот такая судьба, буквально дня не хватило. Правда, позднее я узнал, что ко мне как к отличнику, был возможен индивидуальный подход. Но это было потом. А тогда я погулял с месяц, подумал, вернулся в школу, помирился с завучем и директором и продол-жил учебу. Но я уже целенаправленно гото-вился к поступлению в медицинский институт.
Я прагматично учил только те предметы, которые понадобятся мне на вступительных экзаме-нах. А по остальным вполне хватало общих знаний. Хотя школа была математическая, сильно не расслабишься. Когда я думал, возвращаться или нет, спросил папу: «Скажи, зачем мне математическая школа, если я пойду в медицинский?» А он ответил: «Если математика тебе не пригодится, то думать точно научишься».
Так оно в общем-то и вышло. Книги, матема-тическая школа, участие в олимпиадах и соревнованиях – все это «прокачало» мне мозг, привило системность мышления. В это же время я пошел на патофизиологический кружок, ставить опыты на крысах и учился писать научные статьи. Родители не были против того, что в семье инженеров вдруг появится врач. Мы же все из «инженеров», все родственники практически работали на заводе им. Баранова. В детстве папа приводил меня к себе на работу; помню эти станки в цеху, запах металлической стружки. Он и сейчас может встать к станку, если что-то не выходит. Это я уже позже случайно выяснил, что моя бабушка мечтала, чтобы кто-то из внуков стал врачом. Хотя в семье иногда и шутят, мол, ты же не совсем врач, ты психиатр.
К вопросу о выборе профессии. Я считаю, что папа все-таки причастен. Он же водил нас не просто в кино. Мы смотрели в том числе то, что теперь зовется артхаусом. И я думаю, что очень повлияло на меня «Зеркало» Тарковского. Там фильм начинается с того, что стоят дети, которые заикаются, мальчик, который практически не может слова сказать, и к ним подходит доктор, по-гружает их в гипноз. И они начинают говорить. Так важно было именно увидеть, как эта профес-сия может помогать, а не слышать или читать об этом. Увидеть, чтобы поверить. Тарковскому я поверил. Наверное, благодаря этому в том числе и получился «инженер человеческих душ».
«Мне кажется, что в моих детях намного больше от моих родителей, чем во мне».
Наверное, всем детям не хватает внимания родителей, просто его, внимания, не может быть достаточно. Папа всегда очень много работал. Но все равно он старался, чтобы ужинать мы садились все вместе, за один стол. Даже первый кухонный стол он сделал своими руками. Когда мы с братом были еще совсем детьми, он любил за этим столом устроить нам фокус. Сидишь, пьешь чай, и вдруг тебе в чашку сверху падает кубик рафинада… Мы в растерянности: откуда нам такой подарок? Рафинад – это же как конфеты тогда был… А он смеется… До сих пор не говорит, как это делал. Он вообще много чего умеет делать своими руками, и нам показывал, учил нас, как нужно делать. Хотя руки у меня, конечно, не так растут. У папы есть чему поучиться, да и у мамы тоже. Потому что, например, за пониманием того, как важно ценить чувства других, это к маме. Конечно, есть то, что я передал уже своим детям.
Папа очень требовательный, именно требова-тельный, не строгий. Он прежде всего требует с себя, а потом уже с других. Но с других он требует, как с себя. И не всегда может примириться с тем, что они – это не он. Огорчается. Когда я был маленьким, думал, это строгость, а уже потом понял разницу. Строгость – это когда ты что-то сделал не так и сам виноват, а требовательность – это определенные правила, которые будь добр вы-полнять, это ценности, которые нельзя предавать.
Детям я стараюсь передавать веру в себя, чтобы они верили в себя и в свои силы. У меня их трое: старшему 21, младшему 17, а дочка маленькая еще. Дедушка с бабушкой много уделяют времени внукам. Мне кажется, что в моих детях намного больше от моих родителей, чем во мне. Оба сына занимаются прикладной математикой, живут ею. Для меня это темный лес. Когда они выбирали специальность, я давал им право выбора так же, как когда-то мой папа давал это право мне. Они пошли в большей степени по стопам своего деда, и меня, конечно, это радует. Но не потому, что династия. А потому, что они занима-ются тем, что любят. И именно поэтому я верю, что у них все получится. У них уже получается.
